– Ты сегодня не в духе, – сказала Красавица, наливая чай в стакан Кукольнику, – опять остался без контракта?
Кукольник пожал плечами и усмехнулся. Красавица внимательно посмотрела ему в лицо глубокими синими глазами.
– Ты сильно расстроен?
– Пожалуй, – согласился Кукольник. – Я им не нужен. Я, видите ли, слишком хорошо играю, куклы в моих руках выглядят совсем как люди. А людям это не нравится. Их, понимаете ли, оскорбляет абсолютное мастерство кукловода, они обязательно хотят, чтобы кукла была похожа именно на куклу, иначе мой номер действует зрителям на нервы. А какой же хозяин хочет, чтобы из его театра зрители уходили недовольными? Ты меня понимаешь?
Красавица улыбнулась. Улыбка получилась великолепная, ослепительно белозубая, с ямочками на щеках.
– Какая ты у меня… – восхищенно выдохнул Кукольник.
Красавица улыбнулась еще шире, покраснела и потупила глаза.
– Ты чудо! – Кукольник провел пальцем по щеке Красавицы. – Хочешь быть моей женой?
– Ты знаешь, что это невозможно, – ласково сказала Красавица, – ведь я всего лишь кукла, а ты – человек. Я не могу ни чувствовать, ни думать, а все, что я делаю – лишь результат движения твоих пальцев. Ты даже, – она снова улыбнулась, – ты даже не можешь меня обнять – пока держишь в руках мои ниточки.
– Да, ты права, – согласился Кукольник, – но могу же я немного помечтать… И потом, может, мне именно такая послушная жена и нужна?
– Нахал, – покачала головой Красавица.
– Увы, – согласился Кукольник и встал из за стола.
– Уже уходишь? – с тревогой в голосе спросила Красавица.
Кукольник кивнул.
– Я уберу посуду?
– Не стоит, – покачал головой Кукольник, – я тороплюсь.
– Зрители тебя опять не поймут.
– Они будут смеяться, где надо, – усмехнулся Кукольник, – и плакать тоже. Разве я не лучший в мире кукловод?
– Самый лучший, – согласилась Красавица.
– Ну ладно, я пошел. Спокойной ночи.
– Подожди, я устроюсь поудобнее…
Красавица села в кресло, откинулась на спинку и закрыла свои прекрасные глаза. Кукольник осторожно снял с правой руки ниточки. И сразу же тело Красавицы обмякло, краски сошли с ее лица, и голова, как шляпная болванка, упала со стуком на плечо. Левое веко от удара приоткрылось, и холодный стеклянный глаз уставился в пустоту за спиной Кукольника. Кукольник осторожно прикрыл глаза куклы, потушил свет и на цыпочках, словно боясь разбудить спящую, вышел, бесшумно затворив за собой дверь.
Театр встретил его обычным настороженным вниманием. Он был невелик – всего на сотню мест, не более, да и то лишь половина из них была занята зрителями. Кукольник поклонился публике и удалился за ширму. Раскрылся занавес. Зашевелились в нетерпении зрители. И вот на сцену выскочил маленький пестрый паяц, сделал тройное сальто и сел на шпагат, ожидая аплодисментов. Последовали жидкие хлопки. Паяц встал и прошелся на руках. Он работал ловко, почти не замечая подведенных к своему телу тоненьких ниточек. Ему было наплевать на ниточки и на Кукольника, орудующего своими ловкими пальцами и хитрыми палочками. Он веселился изо всех сил, скакал по сцене и корчил рожи, заразительно хохотал и плакал в три ручья. Напряжение его все росло – зал молчал. Ни улыбки, ни хлопка. Тихо закончил паяц свою программу, и во всем его облике чувствовалась плохо скрываемая обида. Паяц был очень старой куклой и болезненно переносил неудачи на сцене. Он посмотрел наверх, где над сценой нависали руки и лицо Кукольника. Кукольник сочувственно пожал плечами. Следующим номером были дрессированные собачки. Пальцы Кукольника легко летали по натянутым ниткам, и собачки вертелись, виляли хвостами и верно лаяли нужное число раз, когда кто то из зала задавал вопрос на сложение или вычитание. Одна собачка даже попробовала извлекать корни, но ошиблась и страшно сконфузилась. Впрочем, другие тут же исправили оплошность, и номер прошел более менее удачно. Сдержанное одобрение публики вызвали также балерины, акробаты и жонглер, а мальчик со скрипкой даже заслужил небольшой букетик цветов из зала.
Представление подошло к концу. Кукольник вышел из за ширмочки, сжимая в кулаке пучок подрагивающих нитей. Зал насторожился.
– Спасибо вам, что вы пришли и досмотрели действие до конца, – дрожащим голосом произнес Кукольник, – спасибо за цветы и за аплодисменты. Значит, игра была хорошая. Да хоть бы и плохая! – он взмахнул свободной рукой. – Я ведь…
Зачем мне это нужно? – чтобы донести какую то мысль, правильно? Я ведь не оратор, я говорить не умею… Но можно выразиться не только словами, верно? Главное, чтобы тебя поняли.
Кукольник поскреб намечающуюся лысину и продолжил:
– Ну вот, например, балерина… Она вертится, вертится… Или жонглер… Он ведь… – Кукольник беспомощно пошевелил пальцами, пытаясь сформулировать какую то важную для него мысль. – Нет, не могу так объяснить. Но вы ведь понимаете, что я имею в виду?
Он обвел взглядом зал.
– Подождите, ну… что же вы! Я же не все сказал! Девушка, да успеете вы к выходу, сядьте, пожалуйста. В конце концов, это невежливо! Ну представьте себе, что представление еще не окончилось, и я тоже – часть программы. Так интереснее? Вот и хорошо.
– Я ведь что хотел сказать: мне действительно важно, чтобы вы что то поняли. Я ведь душу вкладываю, а зачем? – не просто же так. И вам это тоже было бы интересно, честное слово! Ведь это так просто, только задумайтесь на минутку.
Кукольник молча оглядел нетерпеливо ерзающий зал.
– Но это же правда важно…
Зал глядел на него сотней глаз и вежливо ждал, когда он договорит.
Кукольник вздохнул.
– Ни че го вы не поняли!
Он отвернулся и разжал кулак, выпустив нитки. Шелест прошел по рядам – это обвисали и умирали в своих креслах зрители. Кукольник дернул рубильник, и прожектора погасли. Крошечный зал погрузился в забытье.
Красавица потянулась и открыла глаза.
– Опять? – спросила она, едва увидев угрюмое лицо Кукольника. Ответа не последовало.
– Налить тебе кофе? Я мигом вскипячу.
– Не надо. Буду беречь сердце. Лучше постели мне – я что то устал.
– У тебя нездоровый вид, может, примешь валидол?
– Оставь, я прекрасно себя чувствую. Просто это старость.
– Тебе всего пятьдесят лет, – напомнила Красавица.
– А тебе всегда чуть больше двадцати, – улыбнулся Кукольник, – когда то мы выглядели ровесниками.
– И все принимали нас за брата и сестру, – подхватила Красавица и засмеялась. – Ты еще жутко ревновал меня ко всяким стилягам.
– Теперь тебя уже принимают за мою дочь.
– А разве это не так? – мягко спросила Красавица.
– Да, а что потом? Я не хочу, чтобы ты стала моей внучкой… или правнучкой!
– А я хочу. Я хочу, чтобы ты жил долго долго.
– Хватит об этом. Постели мне.
Красавица молча расстелила на кушетке простыню, взбила подушки и перину. Подошла к сидящему Кукольнику и обняла его сзади за шею.
– Не огорчайся так. Ну, хочешь, мы пойдем вместе к этим театралам? Они ведь не откажут тебе, если рядом буду я? Я даже могу играть в твоем театре. А что, думаешь, у меня не получится? – еще как получится! И ты снова будешь богатым, веселым и беззаботным… Давай прямо завтра и пойдем!
– Угу, – кивнул Кукольник, – придем в эту контору, и все лысые чиновники начнут шептаться у нас за спиной и говорить: «Смотрите, какая красивая дочь у этого старого черта!» А зрители в зале будут раздевать тебя взглядом и облизываться.
– Ты опять ревнуешь?
– Да, представь себе! Я не могу вести тебя под эти перекрестные взгляды. Слишком я тебя для этого люблю. Ты мое самое дорогое дитя.
– Твоя дочь… – улыбнулась Красавица.
– Моя дочь… – улыбнулся Кукольник.
Они легли спать. Красавица устроилась в своем кресле, по детски поджав ноги, Кукольник растянулся на кушетке. Нити, тонкие и почти незаметные, тянулись от его пальцев к Красавице. Он вздрагивал во сне, и в ответ вздрагивала Красавица. Раза два она вставала, подходила к Кукольнику и вслушивалась в его неровное дыхание; затем поправляла ласковыми руками одеяло и осторожно, на цыпочках, шла обратно к своему креслу, боясь разбудить спящего. Кукольник спал, счастливо улыбаясь, видя, должно быть, очень красивый и радостный сон, и Красавице казалось кощунством отнять у него хоть частицу этого сна.
Нити от нее тянулись к рукам Кукольника…
Кукольник пожал плечами и усмехнулся. Красавица внимательно посмотрела ему в лицо глубокими синими глазами.
– Ты сильно расстроен?
– Пожалуй, – согласился Кукольник. – Я им не нужен. Я, видите ли, слишком хорошо играю, куклы в моих руках выглядят совсем как люди. А людям это не нравится. Их, понимаете ли, оскорбляет абсолютное мастерство кукловода, они обязательно хотят, чтобы кукла была похожа именно на куклу, иначе мой номер действует зрителям на нервы. А какой же хозяин хочет, чтобы из его театра зрители уходили недовольными? Ты меня понимаешь?
Красавица улыбнулась. Улыбка получилась великолепная, ослепительно белозубая, с ямочками на щеках.
– Какая ты у меня… – восхищенно выдохнул Кукольник.
Красавица улыбнулась еще шире, покраснела и потупила глаза.
– Ты чудо! – Кукольник провел пальцем по щеке Красавицы. – Хочешь быть моей женой?
– Ты знаешь, что это невозможно, – ласково сказала Красавица, – ведь я всего лишь кукла, а ты – человек. Я не могу ни чувствовать, ни думать, а все, что я делаю – лишь результат движения твоих пальцев. Ты даже, – она снова улыбнулась, – ты даже не можешь меня обнять – пока держишь в руках мои ниточки.
– Да, ты права, – согласился Кукольник, – но могу же я немного помечтать… И потом, может, мне именно такая послушная жена и нужна?
– Нахал, – покачала головой Красавица.
– Увы, – согласился Кукольник и встал из за стола.
– Уже уходишь? – с тревогой в голосе спросила Красавица.
Кукольник кивнул.
– Я уберу посуду?
– Не стоит, – покачал головой Кукольник, – я тороплюсь.
– Зрители тебя опять не поймут.
– Они будут смеяться, где надо, – усмехнулся Кукольник, – и плакать тоже. Разве я не лучший в мире кукловод?
– Самый лучший, – согласилась Красавица.
– Ну ладно, я пошел. Спокойной ночи.
– Подожди, я устроюсь поудобнее…
Красавица села в кресло, откинулась на спинку и закрыла свои прекрасные глаза. Кукольник осторожно снял с правой руки ниточки. И сразу же тело Красавицы обмякло, краски сошли с ее лица, и голова, как шляпная болванка, упала со стуком на плечо. Левое веко от удара приоткрылось, и холодный стеклянный глаз уставился в пустоту за спиной Кукольника. Кукольник осторожно прикрыл глаза куклы, потушил свет и на цыпочках, словно боясь разбудить спящую, вышел, бесшумно затворив за собой дверь.
Театр встретил его обычным настороженным вниманием. Он был невелик – всего на сотню мест, не более, да и то лишь половина из них была занята зрителями. Кукольник поклонился публике и удалился за ширму. Раскрылся занавес. Зашевелились в нетерпении зрители. И вот на сцену выскочил маленький пестрый паяц, сделал тройное сальто и сел на шпагат, ожидая аплодисментов. Последовали жидкие хлопки. Паяц встал и прошелся на руках. Он работал ловко, почти не замечая подведенных к своему телу тоненьких ниточек. Ему было наплевать на ниточки и на Кукольника, орудующего своими ловкими пальцами и хитрыми палочками. Он веселился изо всех сил, скакал по сцене и корчил рожи, заразительно хохотал и плакал в три ручья. Напряжение его все росло – зал молчал. Ни улыбки, ни хлопка. Тихо закончил паяц свою программу, и во всем его облике чувствовалась плохо скрываемая обида. Паяц был очень старой куклой и болезненно переносил неудачи на сцене. Он посмотрел наверх, где над сценой нависали руки и лицо Кукольника. Кукольник сочувственно пожал плечами. Следующим номером были дрессированные собачки. Пальцы Кукольника легко летали по натянутым ниткам, и собачки вертелись, виляли хвостами и верно лаяли нужное число раз, когда кто то из зала задавал вопрос на сложение или вычитание. Одна собачка даже попробовала извлекать корни, но ошиблась и страшно сконфузилась. Впрочем, другие тут же исправили оплошность, и номер прошел более менее удачно. Сдержанное одобрение публики вызвали также балерины, акробаты и жонглер, а мальчик со скрипкой даже заслужил небольшой букетик цветов из зала.
Представление подошло к концу. Кукольник вышел из за ширмочки, сжимая в кулаке пучок подрагивающих нитей. Зал насторожился.
– Спасибо вам, что вы пришли и досмотрели действие до конца, – дрожащим голосом произнес Кукольник, – спасибо за цветы и за аплодисменты. Значит, игра была хорошая. Да хоть бы и плохая! – он взмахнул свободной рукой. – Я ведь…
Зачем мне это нужно? – чтобы донести какую то мысль, правильно? Я ведь не оратор, я говорить не умею… Но можно выразиться не только словами, верно? Главное, чтобы тебя поняли.
Кукольник поскреб намечающуюся лысину и продолжил:
– Ну вот, например, балерина… Она вертится, вертится… Или жонглер… Он ведь… – Кукольник беспомощно пошевелил пальцами, пытаясь сформулировать какую то важную для него мысль. – Нет, не могу так объяснить. Но вы ведь понимаете, что я имею в виду?
Он обвел взглядом зал.
– Подождите, ну… что же вы! Я же не все сказал! Девушка, да успеете вы к выходу, сядьте, пожалуйста. В конце концов, это невежливо! Ну представьте себе, что представление еще не окончилось, и я тоже – часть программы. Так интереснее? Вот и хорошо.
– Я ведь что хотел сказать: мне действительно важно, чтобы вы что то поняли. Я ведь душу вкладываю, а зачем? – не просто же так. И вам это тоже было бы интересно, честное слово! Ведь это так просто, только задумайтесь на минутку.
Кукольник молча оглядел нетерпеливо ерзающий зал.
– Но это же правда важно…
Зал глядел на него сотней глаз и вежливо ждал, когда он договорит.
Кукольник вздохнул.
– Ни че го вы не поняли!
Он отвернулся и разжал кулак, выпустив нитки. Шелест прошел по рядам – это обвисали и умирали в своих креслах зрители. Кукольник дернул рубильник, и прожектора погасли. Крошечный зал погрузился в забытье.
Красавица потянулась и открыла глаза.
– Опять? – спросила она, едва увидев угрюмое лицо Кукольника. Ответа не последовало.
– Налить тебе кофе? Я мигом вскипячу.
– Не надо. Буду беречь сердце. Лучше постели мне – я что то устал.
– У тебя нездоровый вид, может, примешь валидол?
– Оставь, я прекрасно себя чувствую. Просто это старость.
– Тебе всего пятьдесят лет, – напомнила Красавица.
– А тебе всегда чуть больше двадцати, – улыбнулся Кукольник, – когда то мы выглядели ровесниками.
– И все принимали нас за брата и сестру, – подхватила Красавица и засмеялась. – Ты еще жутко ревновал меня ко всяким стилягам.
– Теперь тебя уже принимают за мою дочь.
– А разве это не так? – мягко спросила Красавица.
– Да, а что потом? Я не хочу, чтобы ты стала моей внучкой… или правнучкой!
– А я хочу. Я хочу, чтобы ты жил долго долго.
– Хватит об этом. Постели мне.
Красавица молча расстелила на кушетке простыню, взбила подушки и перину. Подошла к сидящему Кукольнику и обняла его сзади за шею.
– Не огорчайся так. Ну, хочешь, мы пойдем вместе к этим театралам? Они ведь не откажут тебе, если рядом буду я? Я даже могу играть в твоем театре. А что, думаешь, у меня не получится? – еще как получится! И ты снова будешь богатым, веселым и беззаботным… Давай прямо завтра и пойдем!
– Угу, – кивнул Кукольник, – придем в эту контору, и все лысые чиновники начнут шептаться у нас за спиной и говорить: «Смотрите, какая красивая дочь у этого старого черта!» А зрители в зале будут раздевать тебя взглядом и облизываться.
– Ты опять ревнуешь?
– Да, представь себе! Я не могу вести тебя под эти перекрестные взгляды. Слишком я тебя для этого люблю. Ты мое самое дорогое дитя.
– Твоя дочь… – улыбнулась Красавица.
– Моя дочь… – улыбнулся Кукольник.
Они легли спать. Красавица устроилась в своем кресле, по детски поджав ноги, Кукольник растянулся на кушетке. Нити, тонкие и почти незаметные, тянулись от его пальцев к Красавице. Он вздрагивал во сне, и в ответ вздрагивала Красавица. Раза два она вставала, подходила к Кукольнику и вслушивалась в его неровное дыхание; затем поправляла ласковыми руками одеяло и осторожно, на цыпочках, шла обратно к своему креслу, боясь разбудить спящего. Кукольник спал, счастливо улыбаясь, видя, должно быть, очень красивый и радостный сон, и Красавице казалось кощунством отнять у него хоть частицу этого сна.
Нити от нее тянулись к рукам Кукольника…
Комментариев нет:
Отправить комментарий