Жестокая сказка | Бормор

Один верблюд идет…

Ползи ко мне, путник. Солнце печет, вокруг, куда ни посмотришь, — одни пески. Ни тени, ни зелени. А впереди — я. Ты ведь хочешь пить? Ты мечтаешь о холодных струях воды, стекающих по подбородку? Вот она, вода, видишь? Я не могу пролиться влагой в твои руки: меня ведь на самом деле нет. Я могу лишь показать тебе твою мечту, да и то издалека; меня нельзя рассмотреть поближе: я от этого съеживаюсь и таю. Но далекая недостижимая цель — это ведь все-таки лучше, чем ничего? А даже если хуже… Разве у меня есть выбор? Ты не отпустишь меня. Хотя сам понимаешь, что уже четвертый час бредешь за миражом, но он тебе нужен, этот мираж. Потому что исчезни я — и ты упадешь на песок, тебе некуда больше будет идти; кругом одни пески и никакого ориентира. И забросило же тебя, бедолагу… Вот ты уже и упал.

Все правильно, теперь ты сможешь дойти до меня. Плоть — слишком тяжелая штука, без нее куда проще. Вот, кстати, и мальчик тебе поможет…

Реальность | Евгений Мудрый

Что если я вам скажу, что мир – это лишь сон? Что если я вам скажу, что ваш процент мировосприятия стремится к нулю? Что если я вам скажу, что нам не досягаемо познание всех тайн, даже своих, из-за «ограниченности» нашего тела? Что если я вам скажу, что наша данность лжива и присвоена нами же? Что если я вам скажу, что реальность не реальна?

И вот вам доказательства. Это было то обманчивое время, вроде лето, но мерзлота и дождь осыпали нашу землю. Я сидел за первой партой, прямо перед учителем. Может я бы и волновался, но я все знаю. Мой класс мне напоминал чувство безысходности. Обстановку разряжали лишь умные высказывания преподавателя по поводу атеросклероза и всякой другой хрени, которую мне, наверное, не суждено понять. Я часто отвлекался на «осмотр близлежащих территорий». Кто-то скажет, что я просто ворон считаю, но это не так: приятно иногда просто понаблюдать за величием, которого нам не достичь, природы и, не вмешиваясь, созерцать весь гнев, который природы решила выплеснуть на нашу землю. Все бы и хорошо, прекрасно с единственным НО.

Сердце. Бьется как угорелое. Почему? В чем причина? Я начал покрывать свое тело собственным потом, немного покраснел, Волнение поднялось до критической отметки и … Резко все прекратилось. Я ни ощущал ничего. Абсолютно ничего. Я не понимал где я? Зачем я? А главное, что я?

Я осмотрелся. Так. Преподаватель. Стол. Одногруппники. Химия. Тетрадь. Мои руки. Халат. Дверь. Надпись на стене. В голове начала формироваться связная картина. Но все быстро расплывалось. И снова. И снова. Я старался как только мог, но никак не получалось все связать. Получались лишь абсурдные теории по поводу «кто я?». Это все даже начало немного бесить и вымораживать. Мне даже начало казаться, что я сошел с ума. Казалось, что я старец, сидящий на лавочке во дворе, что я родитель, пришедший на родительское собрание, даже что я президент, сидящий в своем бункере и обсуждающий проблему инопланетян. Мой мир переворачивался с ног на голову в сотый раз и не прекращал.

И вот опять. Сердце. На этот раз оно билось с неимоверно низкой скоростью. Было ощущение, что мне всаживают шпагу в сердце, не в первый раз. Мысли вообще потерялись. Инстинкты, один за другим, отключались. Мое тело начало белеть. Я слышал, как мой мозг не перенося нагрузки, кричал сердцу «Стой! Остановись! Я так больше не могу!». Я встал, по ходу прося выход из аудитории. Мне позволили. Но сил не было. Я лишь смог опереться на стол. Однако мне сказали «Не борись. Отдайся течению». Я так и не понял, кто это сказал. Но я повелся на прекрасные речи и отключил некоторую активность. Я свалился на пол. Боль была адская. Какая-то частица моего тела еще билась, не переставая, как бы привлекая все тело к борьбе, ведь речь идет о жизни и смерти. Я не понимал как, почему и что. Я полностью отдался течению реки, имя которому Смерть, лишь после слов некого человека, даволи знакомого человека, что мои глаза полны смерти, они как у мертвого человека, человека, покинувшего этот мир и не собирающегося возвращаться.

Я умер. Но я все еще здесь. Почему? Что за место? Оно казалось знакомым. Не в смысле, что я здесь бывал. А так как будто это место моих истоков. Место наших истоков, истоков человечества. Хоть я и не чувствовал ничего. Ничего не ощущал, даже ничего не видел. Но я знал где я, что я, как я, зачем я, и почему я.

Все прервалось. Я открыл глаза. Пристально осмотревшись, я понял, где я, но почему и зачем – нет. Мои мысли были в другом месте. Все казалось таким реальным. Но мое сознание твердило, что я знаю не эту реальность. Я отчетливо помню другую жизнь. Жизнь полную смеха и горя, радости и уныния, близких и недругов, жизни и смерти. Я знаю других людей, не тех которые пришли сейчас ко мне. Я знаю другие эталоны красоты, богатства и морали. Я видел другое общество. Проповедовал другую культуру. Был совершенно другим человеком. Может это сон? Но которая из моих жизней сон? Что если это сон, и время провождения в этом сне ровняется времени в реальной жизни? Что если я застрял в своем сне и только смерть меня разлучит с этим миром? Но что если я не прав? Что если все меня окружающие и есть та истина, позабытая мною? И если я погибну здесь – моя жизнь будет кончена. Если это сон, то я могу делать необычные вещи. А если нет. Да и что в этом мире является необычной вещь? Что является праведным и честным?

В голове шла жесточайшая борьба. Борьба важнее улыбок и смайлов, смеха и радости, и даже жизни. Это борьба за обладание истиной. Тот, кто обладает истиной, правит миром. Ибо у него есть самая могущественное из оружий придуманное, может богом, может нами, а может и не нами, - правда, а у кого есть она тот обладает могуществом, конечно несравнимым с природой, но все же.

Мои чувства и ощущения окончательно отключились. Мой мозг забирал всю энергию запасенную моим организмом. Меня не оставляло чувство, что это конец моей истории. Кто же завершит мою безумную деятельность? Кто же рискнёт понять меня? Кто же рискнет приложить к сердцу мою истину? Наверное, никто. Никто не знал и не знает, что у меня на уме, не знает мои мысли и мои чувства, мои ощущения и мою точку зрения. Даже я сам до конца не понимаю себя. Я не понимаю свои мечты, не ведаю, что для меня свято, чего я вообще хочу от себя и от остального мира.

Мой мозг был слишком истощен. В голове мелькала лишь мысль о всемогущей смерти. Мне казалось, что смерть может ответить на все вопросы, какие бы я не задал. А ведь и правда. Мы попадаем в рай, или в ад, ну или куда-то мы ведь попадаем, нам кто должен будет объяснить, где мы, даже если этим все ведающем старцем окажемся мы. В голову вскочило открытое окно. Меня трясло. Трясло от мысли самоубийства, но на кону была истина и все мои знания о том, какой из миров выдумка. Я разогнался и прыгнул изо всех сил. Я закрыл глаза, что бы не видеть своей смерти. Я понял, что было абсурдно закрывать глаза, ведь я не глазами чувствую сметь, наверное. В мыслях мигали, как лампочки еще более абсурдные идеи, а что если эти два мира вымысел, или они оба реальны, и я какой-нибудь ходок по мирам. Я все падал. Казалось бы, прошла вечность от момента, когда мое тело достигло верхней точки моего прыжка и стремительно поддалось силе гравитации. Я все же решился посмотреть смерти в глаза. Однако я очень удивился, когда увидел небо, тучи и буйство природы. Я незамедлительно осознал, что я на земле. Как будто бы полета и не было. Я заметил краем глаза, что окно на первом этаже было открыто и что я именно оттуда. Я начал смеяться как бешенный, как псих. Наверное, мой смех был слышен за мили от меня. Я прочувствовал эхо от домов вокруг и дождь.

Знаете. Хм. Я лежал на мокрой земле, потерянный в своих мыслях, не осознавая себя, своего будущего, и даже прошлого. Я мог понять где я и как я. А нет. Я понимал, что меняется все: меняются люди, меняется мнение, меняется власть, и даже мировоззрение. Останется истинным лишь одно – могущество и непоколебимость природы. Это отсчетная точка всего наше рода. Природа не менялась годами. Лишь мы – люди, заставили её показать свое могущество, и все ровно она нас щадит.

…

Абсолютное чувство боли

Абсолютную боль может победить только тот, кто верит в то, что земная жизнь не единственная цель, а смерть совсем не конец.

Есть люди, которые так часто чувствуют боль, что уже привыели к этому чувству, как само собой разумеющееся. Ну боль, ну и что?  Боль бывает разной. От утраты кого-то или чего-то значимого, например. Но она со временем притупляется. Глаза привыкают открываться и не видеть лица того, кто давно ушел из твоей жизни, не слышать голос, не чувствовать присутствия. Эта боль уходит. Уходит со временем и пустота. Ты заполняешь ее чем-то другим.

Бывает боль одиночества. Это когда ты не просто никому не нужен, ты абсолютно один. Сирота, выкинутый на улицу, нищий, без крыши над головой или просто лищенный всякого смысла мизантроп. И проживая свою одинокую жизнь, ты не можешь найти в огромном мире ни капли сострадания. Не смотря на то, что тебе приходится топтать свою гордость и рыдать ночами от стыда, ты протягиваешь руку, в надежде, что кто-то очень добрый протянет тебе в ответ свою руку помощи.

А бывает боль неопределенная. Эту боль не вытравишь таблетками, шмотками, веселой компанией или шоколадом. Эта боль не, как и другие виды боли, не спросит, когда ей приходить, но, в отличии от других, не скажет, как ее прогнать. Ты можешь быть зажравшимся олигархом или умирающим от голода нищим, успешным бизнесменом, учителем, отцом большого семейства, матерью, вроде бы счастливого семейства, но... но тебе всегда не хватает чего-то. Ты ищешь это "что-то" в толпе людей, в куче предметов, в окружающем мире и чем глубже роешь, тем сильнее чувство неудовлетворенности, одиночества и, той самой неопределенной боли.

Ты в плену у своих мыслей, ослепительный свет фар, оглушающий скрежет, пронзительная боль, абсолютная боль, затем теплый, манящий, чистый голубой свет..

Огонь и лед | Роджер Желязны

- Мамуля! Мамуля! Расскажите мне снова, что вы делали в войну.

- Ничего особенного. Иди поиграй с сестренками.

- После обеда я только этим и занимаюсь. Но они играют слишком больно. Я лучше ещё раз послушаю о плохой зиме и о чудищах.

- Что было, то было. Плохая выдалась тогда зима.

- Было холодно, мамуля?

- Было так холодно, что латунные обезьяны пели сопрано на каждом углу. И этот холод продолжался три года, и солнце с луной побледнели от стужи, и сестра убивала сестру, а дочери меняли любимых мамулек на зажигалку и пригоршню карандашных стружек.

Коммунальная квартира.

Иногда мне кажется, что со мной что-то не так.

Вероятно, это оттого, что в моей голове слишком много каких-то непонятных личностей?

Первого я называю Унылый Ублюдок. Грубо? Но иначе не назвать, ибо именно он является спонсором моих периодических «грустных посиделок». Именно он шепчет в моем сознании вопросы, ответы на которые я знаю сама и они меня совершенно не радуют. К примеру: «не кажется ли тебе, дитя мое, что твое мировоззрение, восприятие людей, мечты и цели, ну… несколько утопичны?» или вот еще «Ты совершенно бесполезное существо, не так ли, радость моя?» или « Не чувствуешь ли ты себя лишней периодически?»…

Когда на арену выходит Унылый Ублюдок, начинается мой личный, тотальный, беспросветный… Ну, вы поняли.

Существует и Поденка. Это девочка, неопределенного возраста, основные черты – беспечность, эмоциональность, любовь и доверие к людям. Живет, буквально, одним днем. Не может без впечатлений. Насущные потребности ее не особенно волнуют. Мечтательна. Любит фантазировать и придумывать истории.

Есть еще Псевдофилософ. Этот любит покурить в окно и поболтать о жизни, пускаясь в пространные рассуждения. Пожалуй, единственный из всей разношерстной компании жителей моей головы, кто может контактировать с Унылым Ублюдком. Они часами сидят у окна, дымят и говорят о всякой всячине. Унылый Ублюдок вносит долю пессимизма, Псевдофилософ же, напротив, относительно оптимистичен. В какой-то мере, они уравновешивают друг друга. Ну, до того момента, как не поссорятся.

И вот тогда либо приходит тотальный, беспросветный (и далее по списку), либо - Старуха.

Она, отчаянно ругаясь, разнимает уже собравшихся подраться Унылого Ублюдка и Псевдофилософа, дает каждому из них по хорошему тумаку, и пинками выгоняет их – делать накопившиеся дела.

Потом разыскивает Поденку, наливает ей борща, и, вздыхая, смотрит, как она ест.

Совсем редко появляется Зануда. Он, обведя усталыми глазами весь бардак, что здесь творится, глубокомысленно изрекает «идиоты!» и снова впадает в анабиоз. Но не настолько быстро, чтобы не услышать довольно-таки витьеватое ругательство Старухи в свой адрес.

Тут же живут еще двое – Веселые Дебилы. Радостные, вечно несут всякую ерунду и прячутся от зоркого глаза Старухи. Любят поиздеваться над Унылым Ублюдком.

Коммунальная квартира какая-то, честное слово.

Но, знаешь….

Когда Унылый Ублюдок в очередной раз спрашивает меня своим гнусным свистящим шепотом: « а не боишься, родная моя, остаться в одиночестве, с такими-то странностями и тараканами? А?», я лишь ехидно улыбаюсь левым углом рта.

Нет, милый мой. Я не останусь одна.

Вы от меня уже никуда не денетесь.


Александра Никитина

Витраж с листьями (Осенние драконы) | (c) wolfox

Говорят: их не стало, давно не стало, говорят: их и раньше-то было мало, все старухины сказки, чужие доли, лучше яблок пойди принеси в подоле. Не смущай проходящих нескладным пеньем, вот насыпало листьев - мети ступени, завтра снова осыплются, вот откуда? Свистнет ветер - на кухне бренчит посуда, ох, дурная примета - такая осень. Их и раньше не видно, теперь уж - вовсе.

Так молчи, и глаза опусти, как надо. У замшелой решетки чужого сада, под расколотым кленом, за старой башней: как закончишь мести, отнеси им каши, не заметит кухарка, пропустит стража, нынче осень такая, что всем не важно. Не пугайся, не гладь, накорми спокойно. Это просто драконы, твои драконы.

Палата № 13 | Евгений Мудрый

День 14-й

22:50
И снова палата. Уже, в который день я просыпаюсь в этой серой комнате. Моё лекарство закончит своё действие примерно через 10 минут. Мой халат был похож на врачебный – и я часто представлял себя врачом. Если вам интересно, то – я пациент психиатрической лечебницы, врачи сказали, что у меня расстройство SUPERличности. И еще я как то руку сломал.

На нашем месте.

 - Но на улице такой сильный ветер! Я боюсь, что меня унесёт…
 - Наполни карманы камнями или завистью подруг. Точно не унесёт.

Она улыбалась.
 - Жду тебя на нашем месте! - продолжал он.
И уже в следующую секунду в её голове мелькали платья, туфельки и прочая банальная дребедень во всей её по-женски наивной красе.
Их местом был не парк с его деревьями внушающих размеров и разъярёнными детишками на машинках, норовящих задавить каждого, не аллейка с её унылыми лавочками, выкрашенными в типовой жёлтый цвет.
То был больничный скверик с одной единственной, леденящей кожу и зад  скамейкой и бесконечно длинными тропинками, ведущими, казалось, в никуда.
Здесь бурно обсуждались фильмы Хичкока и Феллини, происходили самые нелепые и милейшие ссоры, убийства личности и самобичевания, ломка принципов и мозговые атаки, посыпание пеплом разгоряченных голов, бесконечные споры о Томе Йорке и о том, что Фредди Меркури вовсе не гей, а это у него просто кость такая...
Здесь разворачивались драмы, сюжет которых был понятен лишь им двоим.
В стенах хмурого здания «больные» шептались о том, что именно эти двое сказочно больны. Но некоторые все же находили в них своё отражение.  
В тот день они расстались. Никто больше не искал встреч друг с другом.  И только их место оставалось для неё по-прежнему родным.

«На нашем месте!» - послышалось из ниоткуда.
«На нашем месте…» - повторила она.
Как тогда, три года назад.
Она тихонько собралась, чтобы вернуться туда, где её уже давно никто не ждал.

Ветер неистовствовал, а по щекам бессовестно бил дождь, но именно осенью их место выглядело наиболее привлекательным. Здесь всегда можно было спрятаться от суеты и ненужных людей, а от непогоды спасали деревья. Ведь это их могучие ветви грозно нависали над скамьей.  
Красные и жёлтые листья её любимых клёнов  лежали повсюду, словно укрывая землю от холода.
Аромат ноября и первозданная тишина, присущая этому месту, дарили ощущение счастья.

Издали послышались голоса, которые стихли по мере её приближения к их месту.
Здесь сидел худощавый парень, лет семнадцати, и лапал девочку-тинэйджера с расстегнутой курткой за несуществующую грудь.

Казалось, вот сейчас, в эту секунду рухнула священная сила этого  места.

-Идиоты! Вы всё испортили!- завизжала она, пытаясь скрыться с места, как опасный преступник.

-Она сумасшедшая!- крикнула вдогонку фифа с продрогшим детским соском.

«Я сумасшедшая…»- повторила она. И в последний раз оглянулась, чтоб выдавить сквозь слёзы сухое: «Прощай!»

Наиля Эмирханова.

Король эльфов | Джон Коннолли

Кaк мне нaчaть эту историю? "Дaвным-дaвно", возможно, но тaк будет непрaвильно. Получится скaзкa про дaльние земли и дaлекие временa, но это не тaкой рaсскaз. Совсем не тaкой.

Лучше нaчaть этот рaсскaз тaк, кaк я помню. Все-тaки, это мой рaсскaз, было со мной, случилось со мной. Сейчaс я уже стaрик, но еще не выжил из умa. Я по-прежнему зaпирaю дверь и зaкрывaю окнa. Я присмaтривaюсь к теням пред тем кaк лечь спaть и выпускaю собaк бродить по дому, ведь они почуют, если он придет, и я буду готов. Стены из кaмня и мы остaвляем фaкелы гореть. Ножи всегдa под рукой, но огня он боится больше всего. Он не сможет зaбрaть никого. Он не укрaдет ребенкa из моего домa.

отчего смеются идолы// Дмитрий Тихонов

Наш мир совсем не велик, в нем обыденное, повседневное очень плотно переплетается с необычным, даже чудесным. Иногда они соседствуют настолько тесно, что когда ты вдруг сталкиваешься с тем, чему не место в твоей нормальной, тщательно обернутой целлофаном жизни, то в первую очередь удивляешься, как ты мог не замечать этого раньше.

Так произошло и с Затеевым. Он нашел идола, когда собирал грибы неподалеку от своей дачи, всего в паре десятков метров от дороги, ведущей в город. Год за годом он с семьей гулял здесь, иногда охотился, иногда выпивал с друзьями. Ему казалось, что он знает эти места, как свои пять пальцев, что за последние пятнадцать лет изучил здесь каждую кочку и каждый овраг. Судя по всему, он ошибался. Идол стоял на невысоком холме, над аккуратной полянкой, и был окружен зарослями орешника. Затеев вздрогнул от неожиданности, встретившись с ним взглядом, и чуть не выронил наполовину полную корзинку. Только через несколько секунд до него дошло, что жуткое бледное лицо, возвышающееся над кустами, не принадлежит живому существу. Он подошел ближе, продрался сквозь орешник, и идол предстал перед ним во всей своей ветхой красе. Мертвый, молочно-белый ствол давным-давно погибшего дерева покрывала затейливая, но уже расплывшаяся от времени резьба, перевитая разной ширины трещинами. Глубокие провалы глаз и носа, оскал растянутого в зловещей улыбке рта не сохранили следов создавшего их лезвия, и оттого идол выглядел противоестественно живым, и казалось, что в черной глубине его взгляда прячется сознание.

Заветный лес. Часть первая.

            Я всегда мечтал о собственном небольшом домике… О наглом рыжем коте и огромном добродушном псе. Я знал, если мое желание будет сильным – все сбудется.

           

            Родителей я не знал. Мне было около года, когда неизвестные оставили меня у дверей детдома. Какая насмешка – называть это место «домом». Там меня не любили. Хотя… это мягко сказано. Били лет с пяти. Старших ребят просто бесило, что я не плакал. Не знаю, наверное, просто не умел. Никто со мной не дружил.

         

Быть может, мы уже уходим.... | Рэй Брэдбери

Странное, неименуемое коснулось его шеи, прошлось по крохотным волоскам, пока он просыпался. Не открывая глаз, он вдавил ладони в землю.

То ли мир ворочался во сне, поигрывая древним подкожным огнем?

Или то бизоны выбивают дробь копытами в пыли прерий, в шелестящей траве, накатываясь, как черная буря? Нет.

Что же это? Что?

Молитвы | "Игры демиургов" | Бормор

Демиург сидел за своим рабочим столом и читал письма. За время его недолгого отсутствия писем скопилось много. Были они в основном от детей, конечно. Детские письма всегда доходят до демиурга. В отличие от взрослых, которые доходят лишь изредка.
"Дорогой демиург! Сделай, чтобы завтра было солнышко!"
"Дорогой демиург! Сделай, чтобы завтра был дождик!"
"Дорогой демиург! Пускай моей сестре ничего не дарят на день рожденья! Она противная."
"Дорогой демиург! Пускай мне подарят на день рожденья другого брата."
"Дорогой демиург! Сделай так, чтоб не было войны."
"Дорогой демиург! Сделай так, чтобы мы победили!"
"Дорогой демиург! Пускай папа вернется живой, ладно?"
"Дорогой демиург! Пускай папа вернется..."
"Дорогой демиург! Пусть бабушка выздоровеет!"
"Господи... Как я устала. Когда же я наконец умру?" - да, взрослые письма тоже иногда доходят.
"Дорогой демиург! Сделай так, что папа разведется со своей женой и женится на маме."
"Дорогой демиург! Сделай так, чтобы мои родители не разводились."
"Дорогой демиург! Не наказывай папу за то, что он со мной сделал. Папа хороший. Только пусть мне в
следующий раз не будет больно."
"Дорогой демиург! Пусть я скорее вырасту большой и красивой, и буду нравиться мужчинам. Тогда мама
возьмет меня с собой на работу."
"Дорогой демиург! Когда я вырасту, я хочу быть больше и сильнее папы. Я его убью."
"Дорогой демиург! Моя мама в тебя не верит. Не убивай её, пожалуйста."

Демиург опустил голову на руки и заплакал.

Жизнь в одну сторону.

Я всегда считал больницу иным миром, не доступным для меня. Я не представлял, что когда-нибудь, мое тело может так предательски рваться стать частью больничной палаты. Хотя я прекрасно понимал, что старость и без того меня подкосит, но умереть не у себя дома, не в окружении любимых людей и любимых вещей, а в окружении людей, с которыми бы ты никогда не хотел иметь дела.. это совсем не входило в мои планы.
Теперь я тихо жду, пока мои легкие не откажутся дышать. Я никогда еще не дышал так жадно и часто. Подумать только, я впервые задумался о функции легких, о функции других органов. Почему они болеют? Что нас убивает? Почему не обратим процесс старения? Я так не готов умирать. Я люблю свою жизнь. У меня прекрасная семья, прекрасный дом. Мне стало чертовски грустно от мысли, что я потеряю все, смерть отберет у меня абсолютно все.
Теперь у меня есть только один собеседник - это я сам. Я ненавижу человека, чье отражение я вижу в зеркале. Теперь я могу высказывать ему всю свою злость до последнего вздоха. Я всегда повиновался случаю. Не могу сказать, что от этого было плохо, но у меня часто оставалось чувство неудовлетворенности, а все потому, что я не ценил то, что имел, а рвался за большим. И так всю жизнь.
-Очнись, больной ублюдок, ты надеялся, что будешь жить вечно?! Для чего ты сутками шатался черт знает где, в то время, как твоя семья ждала тебя в одиночестве? Теперь одинок ты.
Комизма к отчаянию добавляет то, что ко мне ходит психолог. Зачем? Я и так одной ногой в могиле и не хочу это принимать. Я зол, да. Но что они думаю, что я буду с улыбкой на лице встречать смерть? Оставьте этот пафос. Единственное, что я могу им сказать, это то, что я сожалею, что у меня не было смелости, чтобы жить жизнью, правильной именно для меня, а не жизнью, которую ожидали от меня другие. Я многое не реализовал. Мог бы. С семьей. С любимыми. Не работе отдавать всю энергию и любовь, а тем, кто отдавал любовь мне.
Здоровье приносит ту свободу, которую очень немногие понимают, пока не теряют его.
 Многие до конца не понимают, что их счастье — это вопрос выбора. Я был подчинен привычкам и сложившимся представлениям. Я находился в плену "комфорта" привычного образа жизни. Из-за страха перед переменами я притворялся перед другими и перед самим собой в том, что был доволен своей жизнью.
Теперь, когда я нахожусь на своем смертном ложе, то, что другие думают обо мне, теряет свое значение. Жизнь – это был мой выбор. Это была моя жизнь. Я не выбрал сознательно, не выбрал мудро, не выбрал честно. Не выбрал счастье..

Новая жизнь. // Фридеш Каринти.

С приятелем я встретился после обеда. Он давно не появлялся в этом кафе, но сейчас занял свой старый столик. Он не писал, не читал, а просто сидел, уставившись в одну точку. Тем не менее он не казался ни скучающим, ни усталым.

Когда я подсел к нему, он поздоровался со мной коротко и решительно, голосом человека, знающего цену обычному приветствию и не желающего придавать ему большего значения, чем оно того заслуживает. Его решительный, ясный и спокойный взгляд остановился на моем лице; он смотрел мне прямо в глаза, как бы излучая необыкновенный оптимизм, спокойствие и душевное равновесие. Признаюсь, на минуту я даже смутился.

— Гм…-пробормотал я.-Как поживаешь?

— Спасибо, хорошо,- отвечал мой приятель громко и вполне определенно.

Я был изумлен.

— Гм… Ты так… изменился. Как будто тебя подменили.

— Возможно,- отвечал он громко, решительно и с некоторой долей иронии, а может быть, ехидства.

Он глядел в мои глаза с такой откровенной прямотой, что я в смущении обернулся и подозрительно осмотрелся по сторонам.

— Ну все же, как ты… поживаешь?-настаивал я.

Теперь его взгляд стал определенно едким.

— Как я поживаю? Отлично. Совсем не так, как живешь ты.

— Серьезно? Ну, а как же ты живешь?

С минуту он колебался, словно взвешивая, достоин ли я того, чтобы принимать меня всерьез. Наконец он подался вперед и стукнул кулаком по столу. Он говорил, и глаза его торжествующе блестели:

— Так слушай. Слушай, если твой опухший от бессонных ночей мозг еще способен отреагировать на мой… как бы это сказать… резюмированный доклад. Слушай и соображай. Расскажу тебе вкратце о своем образе жизни… Хотя нет, не так… Просто сообщу тебе, к примеру, режим одного моего дня. Итак, начнем сначала.

Подъем в восемь утра. Вскакиваю с постели. Туалет-холодный, освежающий душ. Одеваюсь. Черный кофе для меня больше не существует. Есть на моей улице маленькая молочная-там я скромно завтракаю. Скромно, но питательно. Простой завтрак, калорийный и вместе с тем бодрящий. Половина девятого… Ты слушаешь?

— О! Еще бы!

— Итак, половина девятого. Начинается работа. Пишу. Да-да, пишу с утра. На свежую голову, с отдохнувшим за ночь воображением. Это длится до одиннадцати. Потом я покидаю свой письменный стол и перехожу в соседнюю комнату, где меня ждут снаряды. Ровно час — ни больше, ни меньше занимаюсь гимнастикой, такой, знаешь ли, взбадривающей и закаляющей! В здоровом теле — здоровый дух! Понимаешь? Это очень важно.

— Превосходно!

— Конечно, превосходно. Только так можно работать. Это тебе не ночные бдения. Но слушай дальше. Наступает время обеда. Такой, знаешь ли, хороший, взбадривающий и в то же время умеренный обед, который идет на пользу физическому состоянию и вместе с тем… как бы это выразиться… не обременяет душу. В общем, ты меня понимаешь. Далее следует чтение, часов до четырех. Я всерьез погружаюсь в чтение книг из собственной библиотеки: собираю, знаешь ли, мысли для работы, так же как, скажем, пчела собирает пыльцу.

— Пыльцу… Пардон, один момент. Хочу записать…

— Пожалуйста. Итак, с четырех до шести-углубленная работа над собой. В шесть-снова гимнастика, потом-полдник. В семь часов прогулка. В восемь-легкий, здоровый и подкрепляющий ужин. Вегетарианский. После него-небольшая воздушная ванна, снова чтение и в десять часов ложусь. Через десять минут я уже сплю глубоким, здоровым и благодатным сном человека, чья спокойная совесть позволяет ему полной мерой оценить прелесть и мягкость подушки под щекой!

При этих словах голос моего приятеля зазвучал несколько напыщенно. В эту минуту он походил на героя «Орленка» Ростана. Я смотрел на него как загипнотизированный.

— И… давно ты так живешь? — спросил я перехваченным от волнения голосом.

Мой приятель вдруг опустил голову. Его глаза как-то сразу потухли. Лицо собралось в морщины. Края губ обвисли. Кулаки разжались. Он отвел от меня взгляд.

— Гм… как тебе сказать… Я, возможно, начну так жить… с завтрашнего дня.

Случай в кафе | Павел Егоров

- Судьба — это то, что придумали люди для того, чтобы было на что свалить свои неудачи и спокойно сдаться, смирившись со своей никчемностью, — отпивая кофе из чашки, говорил парень. 

На диване за столиком, в обычной Питерской кафешке на Петроградской набережной, сидел парень и его новая знакомая-однокурсница, с которой он познакомился на первых лекциях, когда она из-за отсутствия свободных мест, она подсела к нему. Учатся они на хирургов, первый курс, гранит науки еще девственно цел, и грызть его предстоит ближайшие шесть лет. Парень — отличник, потомственный херувим медицины, простого телосложения, с короткой стрижкой и высокого роста; девушка — хорошистка, с явно выраженным желанием всем и во всем помогать, со стройным телом и длинными волосами, убранными в хвост. 

Продавец снов.

- Свежий, горячий хлеб!  Ткани шерстяные, шкуры волчьи, лисьи! Бусы стеклянные, ленты разноцветные! Подходи, не стесняйся!
Утро разрывают привычные вопли торговцев. По сути, я тоже принадлежу к их когорте, однако, мой товар чуть более необычен, чем стеклянные бусы.
Я продаю сны.

Навсегда...

            Лейкемия, 4 стадия. Метастазы почти по всему телу. Надежды нет. Что ж, хоть остаток жизни проведу безо лжи.

            Сейчас примерно половина четвертого, утро. Составляю план на ближайшие три дня – дальше, по всем прогнозам, боль не смогут снять даже сильнейшие наркотики.

            Несколько телефонных звонков. Да, простите, что разбудил, но послушайте… нужна помощь. Друзья не отказывают, на то они и друзья.

            Покупаю конверты, несколько десятков. В каждый – письмо-напутствие от человека, которому жить всего пару дней. Тяжело, боль пробивается через наркотическую блокаду.