Межзвездная | Инна Юрьева

тянуло в космос всегда. не то чтобы космонавтом стать хотелось - в скафандре щеголять, образцы почвы на Марсе ковырять, с инопланетянами диалоги вести. я всю свою жизнь тянусь к этой беспрестанной темноте, пространству и времени, знания о которых настолько малы и ничтожны, что кажется, будто я и в самом деле никаким интеллектом не обладаю. подумаешь поначалу, что удручает это неведенье. а с другой стороны, страх перед тайной поглощает обмельчавшую человечью душу, и ни о каких галактиках думать не приходится. тут уже скоропостижно бежишь шкуру свою всеми возможными способами спасать.
как же оное низко. отворачиваюсь и фыркаю в протест общественной истерике.

что вы можете знать о собственном биоэнергетическом следе? каждый из вас, обывателей, так старательно защищающих физическую оболочку от внешних повреждений, без всяких приукрас, плюет на состояние души. а ведь именно с нее начинается вечность, вечность человека как биосущества. здоровый ответ атеистам? да ну, что я могу понимать во всех этих сферах, моя прерогатива есть вольнодумство и высвобождение человеческого сознания от мещанских тягот, престижной потребности и прочей буттафории. все вышеперечисленное гоним к черту.

надламываю железные прутья социальной клетки и чувствую, как погружаюсь в океан, бирюзово-синий, блестящий, слегка прохладный и солоноватый на вкус. вода обволакивает, голоса подобных мне увлекают в глубину подводного мира, моего сознания. тут в точности такая же бесконечность и темнота, как и в космосе. чуть дальше меня ожидает одинокий Эндюранс, наверное. ни единого лучика Солнца не прокрадывается сюда, поэтому я и конструирую всевозможные теории и гипотезы.

отдаюсь течению и не пытаюсь шевелить конечностями. вода мыслей и чувств несет меня по своему собственному вектору. не знаю, куда она меня прибьет, к какому берегу, но слепо уверяю себя в правильности принятого решения. спустя долгие минуты, а может, и годы, открываю глаза и вижу пред собой краешек. в свободном падении я славно ударяюсь о волны беспристрастного течения все того же океана. теперь понимаю: грань ведет к подсознанию. как только принимаю решение превзойти границу - поток взмывает и сбрасывает меня в бездну. не расстраиваюсь даже, потому как боли и прочих неприятностей не ощущаю.
вкупе с неожиданной вспышкой света я претерпеваю ошеломление безразмерности этого места. прохладные тона пространства навевают мысли о туманной роще поотдаль моего дома.

моя станция. встаю и разочарованно выхожу из вагона. налет тоски на лице сменяется энтузиазмом: вся одежда пахнет океаном. а значит, мысли материальны.

Тёмная комната | Ибрагим Саламов

В тёмной комнате, после трудного дня, ты уединишься. Ощупью найдешь белые тонкие змееподобные провода - это твой алкоголь - наушники. Медленно, не торопясь, ты распутаешь их и воткнешь их острый зубохвост в тело смартфона. Подобно тому, как из яда змеи получают лекарство - получишь пользу и ты от такого слияния. Скоро по белым трубочкам потечет цифровое лекарство...

Не бойся, наушники - это просто проводник для раствора, который тебя спасет. Да, чем-то напоминает капельницу. Они не инструмент для лоботомии, что ты втыкаешь с двух сторон по самый мозг. Они - это ключ к порталу в мир уединения, в твой мир. Они тихо устроятся у входа в пещеру - проход в недры твоего сознания - каждый на своей стороне, и будут готовы к тягучему песнопению ночи напролёт у теплого костра.

Касанием ты прикажешь своему рабу сыграть на чем-то, развлечь себя. Он найдёт тебе мелодии, которые будут щекотать извилины, и ты закроешь глаза, откинешься назад - портал открывается. Ты расслабишься. Твои чувства обострятся и ты начнешь чувствовать сердцебиение, своё собственное. Пульс везде: за грудиной, в висках, на кончиках пальцев и в животе. Ты в своём мире.

Ах, тленно же все вокруг: стены, синий свет сумерек из окна, мебель и... ты сам. Особенно ты! Твоё сердце, что качает кровь; твои лёгкие, что сосут воздух и обратно его же блюют в окружающее пространство; твои кишки, что неугомонно копошатся за брюшной стенкой, словно куча толстых червей, наполненные говном...

Но в этот момент ты не хочешь об этом думать, ты не хочешь это признавать. Тебе хочется думать, что все это не зря. Тебе хочется сохранить этот момент, это чувство, эту память...

Все это ничто.

Поменяй молекулы внутри твоего организма свой ход и ты изменишься до неузнаваемости: из разных частей твоего тела начнут разрастаться опухоли, полипы и кисты разного размера; твои суставы воспалятся и обездвижатся; мозг покроется плесенью и ты забудешь все, ты превратишься в овощь, в кокон. Да и так ты медленно умираешь, с каждой секундой...

Что? Ты боишься? Ты теряешь вкус к жизни? Теряешь цель... О, не стоит мой друг! Бесполезно и это. Есть только один выход...

Сейчас ты в состоянии осознавать все это. Так бей же пока бьётся, шагай пока шагается, говори пока говорится, думай, пока думается, найди, пока находится и молись, пока молится... Ты - ничто. Ты ничто в прошлом и ничто в будущем, но ты что-то в настоящем. Не думай о течении времён, думай о настоящем, посмотри по сторонам, дотронься до махровой ткани, дотронься до своего лица, до лица близкого, трогай все, что попадется под руку... Чувствуй все это, пока чувствуется. Чувствуй и осознай: Ожидание конца - это уже конец. Знай же это, тленный.

Пробуждение.

Суббота.
Скучный, серый день.
Сердце спит. Сердце спит давно. Пусть спит.
Сегодня я везде опоздала. И глупое сборище старых приятельниц, давно ставших друг другу чужими, не было исключением. Зачем я здесь? Я не понимала, но, догрызая последний ноготь на правой руке, всё же явилась на "погребальный вечер" нашей дружбы.

-У Дороти такое доброе сердце!- обращаясь ко мне, фальшиво продолжала разговор (на который я бессовестно опоздала) Марта, не далее, как вчера называвшая Дороти злобной пиявкой.
-Спасибо, Дорогая Марта!-кривя улыбку, выдавила из себя Дороти, считавшая Марту расистской шлюхой.
Надо сказать, обе они были правы в отношении друг друга. И еще, Бог знает, что думали обо мне. Но общие сплетни обо мне делали их "дружбу" крепче.
Имена моих приятельниц, будто пришли к нам из прошлого века. С такими благородными именами даже не представляешь, как можно быть пиявками и шлюхами, но им это как-то удавалось.
Изображать смиренную и умиротворённую мину у меня получалось с трудом.
Сердце продолжало крепко спать. Мне казалось, что временами до меня отдаленно доносился этот отчаянный храп. Я не перебивала. Я размышляла.
Доброе сердце... Вот уж чем-чем, а этим я гордиться никогда не смела. Да и окружавшие меня люди не являлись добросердечными ангелами. Бывало, скажут о человеке, что у него доброе сердце и меня как-то всю сразу трясёт, глаза дёргаются, а пальцы нервно барабанят хард-рок на столе. Потому, что сволочной человек, гнойничок общества. И сердца никакого у него нет. А тем более, доброго.
Чай остывал. А приятельницы бурно раздаривали друг другу комплименты, на которые бы осмелился не каждый мужчина. И тут хочешь-не хочешь, а доставай несуществующую кисточку, и рисую ею на фейсе ненастоящую улыбку. И всем сразу станет ясно, что ты не так уж плоха, раз улыбаешься со всеми. Но ежели одиночество тебе ближе и улыбаться ты не хочешь, то уходи! Тебе не рады! Вот пальто!
И ты берёшь свое пальто и бредёшь себе в старых сапожках на расшатанных каблуках, баюкая своё сонное сердце. Тебе плевать на всех, а всем- на тебя. И вы вроде как ничего не хотите менять. И хорошо. Просто хорошо... Но хорошо ли? Да какая разница? Ну, и хорошо...
Полуживые человечки на улицах этого маленького городка казались похожими на меня. Хрупкие их плечи прогибались под грузом накопившихся проблем. И они просто себе шли, сутулясь, и не замечая меня.Эти хмурые лица сбивали меня с толку, а угрюмые улицы добивали своим безмолвием.
Я поспешила домой, где у порога меня встречало пушистое чудовище, с глазами преданной ласточки- мой кот Том. Всех котов почему-то называют странным именем Том. И мой был такой же банальный. Серый и мурлыкающий. В общем, кот.
А сердце спит. Сердце спит давно. Пусть спит.
Я неспешно сняла с себя пальто и сапоги на расшатанных каблуках, и вошла в свою уютную тёмную комнатушку, где без дела стоял музыкальный проигрыватель. На столе лежало 7 прекрасных книг о любви и неприглядного вида черный блокнот с ручкой. На дневник мой блокнот едва походил, но вполне мог сойти и за него.
А сердце спит. Сердце спит давно. И я легла. Тёмная густая пелена стала медленно застилать мой взор, а мысли уносились далеко за пределы этой комнаты.
От глубокого сна меня пробудило убогое "Дзынь-дзынь!" Это мой дряхлый телефон со стёршимися буквами на клавиатуре поспешил уведомить меня о приходе нового сообщения. Пальцы осторожно потянулись к телефону, и я поймала себя на мысли, что они дрожат, как у законченного пьяницы из дома напротив.

"Пойдем пить чай!" - говорилось в сообщении, присланном абонентом, усыпившим моё сердце и объявившимся лишь спустя два года. Да и какая разница? Хуже уже не будет.
Я искала платье.
Том не спал, а путался под ногами, и нагло мурлыкал мне в лицо, требуя его покормить. И я сдалась.
Я достала платье из шкафчика со сломанной дверцей. А пальто и сапожки на расшатанных каблуках уже ждали меня в прихожей.
Сытый Том теперь не волочился за мной, как сволочь, не притворялся, что любит меня и не провожал.
А сердце спит. Сердце спит давно. Пусть спит.
Не помню, как я дошла до условленного места, но встреча состоялась.
Чай оказался на редкость вкусным, а собеседник- на редкость родным. Впервые за столько лет я не искала несуществующую кисточку, чтобы нарисовать фальшивую улыбку. Улыбку рисовали мне. Причем совершенно бесплатно. Оказалось, это очень приятно. А я и забыла...
Я обнаружила, что сейчас два часа дня, а не семь вечера. Люди вокруг не выглядели мудаками, а казались совершенно нормальными и даже милыми. Они улыбались. Улыбались и мы. 
На улице стояла чудесная погода, а доносящаяся издалека песня "Time After Time" бесконечно любимой Синди Лаупер будто шептала нам, что теперь всё получится.
Снег падал красивыми хлопьями и ложился на землю. А свет нежно переливался в лучах зимнего солнца.
Сердце радостно застучало и неистово завопило о любви ко всему живому.

СЕГОДНЯ ОНО ПРОСНУЛОСЬ!

Наиля Эмирханова.

КУБ (часть 2) | Владимир Зонов

С этого момента исследования пошли в гору. Мы изучаем процесс перехода более массивных тел в энергию. Поначалу мы смогли дематериализовать атомы, молекулы. Достичь этого было многим сложнее, чем дематериализовать элементарные частицы. Основная трудность была в том, что молекулы нельзя разогнать. Для этого эксперимента нам пришлось собрать установку, позволяющую бомбардировать частицы байтронами. Перед процедурой байтроны разгоняются, для преодоления порога энергии. Преодолев его, байтрон может «выбить» пакеты, преобразовав массу атомов в энергию импульсов двоичного кода. Прототипы установки были небольшими, но действующий образец установки действительно большой – туда может поместиться легковой автомобиль. Эта камера, или КДО (Камера Дематериализации Объектов) питается от ускорителя, поскольку требует больших затрат энергии. Первый макроскопический объект, что мы дематериализовали – яблоко, как горячий привет сэру Исааку Ньютону.